Видение снова оборвалось на какой-то кровяной жиже, Джейн наконец-то вышла из оцепенения и услышала, как ее зовёт посетитель. Два пива и, детка, если ты пошевелишься, будет здорово. И она шевелится, хотя шевеление это в первую очередь — закатанные глаза и поджатые губы с общим внешним видом, по которому вполне однозначно читается «иди к дьяволу вместе с этим баром и всей планетой» — а потом уже открывашка, две бутылки, и сдача с двадцатки. Через секунду она об этом не помнит и снова перебирает в голове мешанину образов, больше похожую на кучку паззлов из коробки в три тысячи чрезвычайно мелких деталей, которыми она, вообще-то, пытается играть в шахматы.

Видение постоянно обрывается на этом самом — она в принципе даже смирилась, что если где-то снова кто-нибудь умрет — это будет просто его судьба. Потому что если эти видения даны ей, чтобы что-то предотвращать, было бы очень любезно делать их понятными. Ну, хотя бы примерно. А то какая-то белая трава с какой-то невнятной кровью — звучит похоже на разборки наркокартелей, и вот уж где она точно бесполезна.

Смена заканчивается рано для бара в целом, но нормально для вечера буднего дня, и она отправляется домой пешком, надеясь помочь себе прогулкой выветрить из головы хотя бы пару лишних мыслей. Получается даже вполне успешно, она проводит хорошую ночь без навязчивых сновидений, а утром уже варит себе кофе. И вот когда настаёт этот скользкий момент, в котором нужно быть особенно внимательной, потому что кофе готовится выскочить на плиту, ее вдруг осеняет.

Синклер.
В этом видении точно был Синклер.

И как она сразу не догадалась?! Силуэт был очень похож на него черепом, разве что лохмаче, эта не выглядящая как кровь кровь была видимо где-то в рёбрах (плюс-минус), а белая трава… ну это просто белая трава, какая вообще уже разница.

Джейн делает один безрезультатный дозвон, потом около минуты роется в ящике кухни, пытаясь найти там нужную связку ключей, и буквально вылетает из дома. В дороге, правда, заметно успокаивается, переводит дух, размышляет о том, что именно она собирается ему сказать, если он ещё жив. В то время как настоящая опасность таится вовсе не там — а на ее кухне, где стремительно выкипает один черный кофе…

Дверь ей никто не открывает, в окнах тоже жизни не наблюдается, так что она достает ту самую связку ключей и открывает замок. Да, Дейв вряд ли одобрит дубликат, который она сделала в тайне от него (используя отвлечение внимания и кусок мыла), а она вряд ли вообще сможет это хоть как-то объяснить. Кроме того, что надо было. Ну и вообще, чувак, ходящий за тобой призрак — это стремно, а ты живешь один.

На проверку первый этаж оказывается пустым, а вот на втором явно имеется жизнь. Она облегченно вздыхает, когда заходит в спальню — правда, вроде бы это не спальня Дейва, да и весло на стене какое-то странное — но она видит в целом похожее на искомое туловище, которое дышит, так что…

— Ты в курсе, что сейчас будний день, а у тебя выключен телефон?! — в этом месте должно было быть что-то вроде “ух ты, здорово, что ты всё ещё жив”, но скрывать эту сторону своей жизни ей всё же пришлось научиться. — Вставай, сегодня не лучший день проспать на рабо… — нет, это тело в боксерах, конечно, очень сильно похоже на Дейва, но это явно не оно. И дело даже не в трусах. Дикий взгляд из-под лохматой шевелюры и какая-то грязь на лице, другая форма скул и чуть другие губы — словно бы этого человека сделал кто-то, кто приблизительно знал, как выглядит Дейв, но делал только по памяти.

— Ты ещё, блядь, кто?! — она ни о чем не думает, она просто смотрит. Примерно таким же встречным диким взглядом. — Серьезно, ты кто?! И на кой черт тебе весло на стене?..

Если бы в её голове сейчас не было так тихо, она могла бы заметить, как хорош он в своей непосредственности. Он спокойно — гораздо спокойнее, чем она сама — отреагировал на эту встречу в его, как он утверждает, доме, никак не стал комментировать наличие весла со слишком симпатичными звездочками и начал неспешно ковыряться в своём рюкзаке. В одних трусах. Отлично, между прочим, сидящих. И он так органичен в каждом своём действии, даже с этой грязью на лице, что она определенно чувствует себя неловко. Так, будто большая неожиданность здесь скорее она, а вовсе не он.

— Честно говоря, я так не думаю, — это ответ на утверждение о том, что он здесь живет. Но на самом деле она по прежнему не думает вообще. Все ее сознание — огромный пустой перрон, ожидающий прибытия следующей мысли.

А потом он спрашивает, спит ли она с его братом. И она могла бы возмутиться или честно ответить — не успевает решить, что лучше — но следующая тема оказывается для неё куда щекотливее.

— Что?.. Э-э, слушай, по поводу ключей… — она, конечно, подозревала, что однажды ей придётся объяснять Дэйву, откуда у неё дубликат, но если этот момент можно оттянуть поближе ко дню чьей-нибудь из них смерти, она совсем не будет возражать. Хотя озвучить ей это все равно не удаётся, потому что в голову прибывает, наконец, ожидаемая мысль. Точнее идея. Точнее слово.

— Ты сказал брат?! Так ты — брат Дэйва?? — тем временем он уже неспешно и также непринуждённо проходит мимо неё со штанами и рубашкой на одном плече. Она не сдвигается с места, чтобы помочь ему пройти, но потом разворачивается и автоматически следует за ним — почти вплотную. — Тот брат, который пропал сто лет назад? Ого! Я хочу сказать — ого!

Дэвид никогда не любил о нем говорить. Он вообще не очень любил говорить обо всем пропавшем, мертвом, призрачном и странном — к превеликому сожалению Джейн. Но по общим известным ей данным — у него правда имелся старший брат, с которым они даже учились в одной школе, но однажды он исчез каким-то дурацким способом, из серии «вышел за пивом и с тех пор ни брата, ни пива».

Она так и идёт за ним, пока дверь в ванную не захлапывается перед самым ее носом. Она не обижается, она вообще воспринимает это всего лишь как образовавшееся досадное препятствие между ней и сенсацией, которая явно только что тут произошла. И это совсем не мешает ей продолжать с ним разговаривать.

— А он знает, что ты здесь? — спрашивает она в дверь. Джейн слушает, как в душе включается вода, потом ещё немного думает и добавляет: — Так вот, по поводу ключей… Будет здорово, если ты ему об этом говорить пока не будешь, окей? Видишь ли, у него и без того сейчас все сложно, отец недавно умер, в смысле, получается, это же был ваш общий отец… Черт. Извини. — Единственное, на что она ещё надеется, это что он не узнал об этом только что. Вот так. Она морщится от собственного идиотизма, несколько горит стыдом, а потом решает, что самое правильное сейчас — пойти и обслужить себя самой. Как это и предлагалось… Как там, кстати, его зовут?

Джейн спускается на первый этаж, но на кухню не идёт — остаётся в гостиной и как-то интуитивно останавливается у камина. Там — семейные Синклеровские фотографии. Что ж, надо признать, взрослая версия на втором этаже — очень похожа на свое младшее изображение. Вот они оба мелкие и смеющиеся — образцовые дети в образцовой партерной рамке. Вот их родители — ныне оба покойные. Она стоит, смотрит на их улыбки и думает, что делать фотографии в кромешной темноте — это довольно дерьмовая идея. Ещё она думает о том, что надкусанное и уже как будто очень давно пожелтевшее яблоко между рамок — это странно. Ну и последнее. Видение «недокровь-рёбра-белая трава» — сложно истолковать как «к Дэйву вернётся его пропавший старший брат».

Она хочет снова ему позвонить, но не решается — отправляет короткое “ты в порядке?” и получает до предела лаконичное “ок”. Что ж, по крайней мере у него есть пальцы и он может пользоваться телефоном. Выглядит обнадеживающе.

Через пару минут она всё же оказывается на кухне. Она не имеет представления, где здесь чай (зато видит открытую бутылку виски), что делать дальше и как себя вообще вести, но решает, что завтрак — это вполне сносный выход из любой ситуации. Она находит в холодильнике яйца, приличного вида бекон и пару помидоров, спустя несколько открытых шкафов подряд находит сковородку, и в общем как будто бы у неё получается полный набор “счастливый завтрак дух незнакомцев, случайно встретившихся на чужой кухне”.
Ах, да. Ему она не чужая.

Когда старший Синклер спускается со второго этажа, он кажется куда более… одетым. На нем штаны и рубашка, ещё влажные вьющиеся волосы и в целом, вообще-то, довольно приятный внешний вид. Она невольно улыбается, но пытается это скрыть и почти безучастно спрашивает:
— Есть будешь? — и потом добавляет: — Тогда нарежь помидоры, — взглядом показывая на разделочную доску позади себя.
— Я Джейн, — как бы между делом сообщает она, продолжая возиться с плитой и будущим завтраком. — И я не сплю с твоим братом. (Уже).Если бы в её голове сейчас не было так тихо, она могла бы заметить, как хорош он в своей непосредственности. Он спокойно — гораздо спокойнее, чем она сама — отреагировал на эту встречу в его, как он утверждает, доме, никак не стал комментировать наличие весла со слишком симпатичными звездочками и начал неспешно ковыряться в своём рюкзаке. В одних трусах. Отлично, между прочим, сидящих. И он так органичен в каждом своём действии, даже с этой грязью на лице, что она определенно чувствует себя неловко. Так, будто большая неожиданность здесь скорее она, а вовсе не он.

— Честно говоря, я так не думаю, — это ответ на утверждение о том, что он здесь живет. Но на самом деле она по прежнему не думает вообще. Все ее сознание — огромный пустой перрон, ожидающий прибытия следующей мысли.

А потом он спрашивает, спит ли она с его братом. И она могла бы возмутиться или честно ответить — не успевает решить, что лучше — но следующая тема оказывается для неё куда щекотливее.

— Что?.. Э-э, слушай, по поводу ключей… — она, конечно, подозревала, что однажды ей придётся объяснять Дэйву, откуда у неё дубликат, но если этот момент можно оттянуть поближе ко дню чьей-нибудь из них смерти, она совсем не будет возражать. Хотя озвучить ей это все равно не удаётся, потому что в голову прибывает, наконец, ожидаемая мысль. Точнее идея. Точнее слово.

— Ты сказал брат?! Так ты — брат Дэйва?? — тем временем он уже неспешно и также непринуждённо проходит мимо неё со штанами и рубашкой на одном плече. Она не сдвигается с места, чтобы помочь ему пройти, но потом разворачивается и автоматически следует за ним — почти вплотную. — Тот брат, который пропал сто лет назад? Ого! Я хочу сказать — ого!

Дэвид никогда не любил о нем говорить. Он вообще не очень любил говорить обо всем пропавшем, мертвом, призрачном и странном — к превеликому сожалению Джейн. Но по общим известным ей данным — у него правда имелся старший брат, с которым они даже учились в одной школе, но однажды он исчез каким-то дурацким способом, из серии «вышел за пивом и с тех пор ни брата, ни пива».

Она так и идёт за ним, пока дверь в ванную не захлапывается перед самым ее носом. Она не обижается, она вообще воспринимает это всего лишь как образовавшееся досадное препятствие между ней и сенсацией, которая явно только что тут произошла. И это совсем не мешает ей продолжать с ним разговаривать.

— А он знает, что ты здесь? — спрашивает она в дверь. Джейн слушает, как в душе включается вода, потом ещё немного думает и добавляет: — Так вот, по поводу ключей… Будет здорово, если ты ему об этом говорить пока не будешь, окей? Видишь ли, у него и без того сейчас все сложно, отец недавно умер, в смысле, получается, это же был ваш общий отец… Черт. Извини. — Единственное, на что она ещё надеется, это что он не узнал об этом только что. Вот так. Она морщится от собственного идиотизма, несколько горит стыдом, а потом решает, что самое правильное сейчас — пойти и обслужить себя самой. Как это и предлагалось… Как там, кстати, его зовут?

Джейн спускается на первый этаж, но на кухню не идёт — остаётся в гостиной и как-то интуитивно останавливается у камина. Там — семейные Синклеровские фотографии. Что ж, надо признать, взрослая версия на втором этаже — очень похожа на свое младшее изображение. Вот они оба мелкие и смеющиеся — образцовые дети в образцовой партерной рамке. Вот их родители — ныне оба покойные. Она стоит, смотрит на их улыбки и думает, что делать фотографии в кромешной темноте — это довольно дерьмовая идея. Ещё она думает о том, что надкусанное и уже как будто очень давно пожелтевшее яблоко между рамок — это странно. Ну и последнее. Видение «недокровь-рёбра-белая трава» — сложно истолковать как «к Дэйву вернётся его пропавший старший брат».

Она хочет снова ему позвонить, но не решается — отправляет короткое “ты в порядке?” и получает до предела лаконичное “ок”. Что ж, по крайней мере у него есть пальцы и он может пользоваться телефоном. Выглядит обнадеживающе.

Через пару минут она всё же оказывается на кухне. Она не имеет представления, где здесь чай (зато видит открытую бутылку виски), что делать дальше и как себя вообще вести, но решает, что завтрак — это вполне сносный выход из любой ситуации. Она находит в холодильнике яйца, приличного вида бекон и пару помидоров, спустя несколько открытых шкафов подряд находит сковородку, и в общем как будто бы у неё получается полный набор “счастливый завтрак дух незнакомцев, случайно встретившихся на чужой кухне”.
Ах, да. Ему она не чужая.

Когда старший Синклер спускается со второго этажа, он кажется куда более… одетым. На нем штаны и рубашка, ещё влажные вьющиеся волосы и в целом, вообще-то, довольно приятный внешний вид. Она невольно улыбается, но пытается это скрыть и почти безучастно спрашивает:
— Есть будешь? — и потом добавляет: — Тогда нарежь помидоры, — взглядом показывая на разделочную доску позади себя.
— Я Джейн, — как бы между делом сообщает она, продолжая возиться с плитой и будущим завтраком. — И я не сплю с твоим братом. (Уже).

Пока она наблюдает за шипящим на сковороде беконом и за старшим Синклером — почти одновременно, она думает о том, что всё это значит для Дэйва. Было ли его в ультра коротком “ок” хоть немного правды, или по большей части эти две буквы нужны были просто для того, чтобы она от него отвязалась. И хотя тут откровенно просится второй вариант, наверняка появление брата в целом — это скорее хорошая новость. Особенно после смерти отца. Так во всяком случае ей кажется.

Когда его рука проскальзывает мимо талии, она смотрит возмущенно — не всерьез, конечно, но в любом случае это едва ли остается замеченным. Кажется, кое-кто очень увлекается детективом “Джейн и ключи от дома”, который она случайно устроила. Она искренне старается пропустить это всё мимо ушей и сделать вид, что ни о каких ключах никто тут вообще не говорит, а готовящаяся яичница — это самое интересное и важное на этой кухне, но в какой-то момент он всё же доходит до мысли, что ключи она сделала тайно. И оказывается чертовски прав.

Она поворачивается, откладывает в сторону полотенце, которое использовала как прихватку и внимательно на него смотрит. Ну так, чтобы было понятно, что она настроена серьезно.
— Я не понимаю, о каких ключах ты всё это время говоришь, — и улыбается. Очень дружелюбно и мило. — Я пришла, ты открыл мне дверь, и вот мы уже вместе готовим завтрак, для которого ты совсем не зря режешь помидоры. И не только… — когда он говорит “блядь” она вздрагивает, и снова ловит в своем сознании обрывки видения. Цепенеет на время, перестает транслировать какие бы то ни было эмоции вообще, и внутри себя снова наблюдает за этой дурацкой белой травой и кровавым мужским боком. Джейн выходит из своего транса, когда он уже снимает полотенце с руки, и почти с надеждой спрашивает: — Ты воткнул нож себе в рёбра? — Во всяком случае, это хотя бы что-то для неё объяснило.

Потом становится ясно, что она что-то пропустила. Потому что, из всего, что он сказал после “блядь”, она застает только вопрос о том, кто она такая. Она понимает, что он тоже что-то заметил, и улыбаться как-то больше не тянет. Господи, вот пяти минут не прошло — и она уже снова Странная Джейн.

— Я просто бармен. В “Святом Августине”, — как-то кисло сообщает она. И хотя вопрос, как ей кажется, был о чем-то другом, ответ у неё всё равно сейчас есть только такой. — Давай завтракать, — она раскладывает по тарелкам две порции, и когда собирается добавить в каждую нарезанные им помидоры, как-то странно смотрит на них и снова останавливается. — Тут кровь. — Пострадала всего пара кусочков, не катастрофа в целом, но… — Ты точно в порядке? Мне кажется, я где-то в ящиках видела бинты, — которые явно никому здесь не требуется. Она озадаченно смотрит на него и его абсолютно здоровые и целые руки, хмурит брови, но решает подумать об этом попозже. К тому же в её голове до сих пор единственный источник странностей — это она сама, и никаких подвохов от других людей она просто не ожидает.

Они садятся за стол, испорченная часть помидоров, разумеется, оказывается в мусорном ведре, тарелки с жареным беконом и глазуньей — перед каждым из них.

— Так что, ты правда тот пропавший брат? — спрашивает она, прожевав первый кусок. — Дэйв, наверное, был очень рад, — какое интересное стечение обстоятельств — лишиться двух членов семьи, но зато приобрести давно утерянного брата. Интересно, он как раз поэтому и вернулся? Может быть, видел некролог в газете? Хотя с другой стороны, для этого он должен был быть в городе. Но пропасть на сто лет и быть при этом в городе — это ещё более интересно. В общем, вопросов пока даже слишком много, но она не думает, что в данной ситуации уместно задавать их все. Так ведь можно нарваться и на встречные — а ей, как обычно, не нравится о себе рассказывать.

— Ты, кстати, не представился. Хотя я знаю Дэйва со школы, он как-то не особо любит о тебе говорить, извини, — она неловко поджимает губы и продолжает: — Я не могу вспомнить, как тебя зовут? — Потом, ещё немного пожевав, добавляет: — Ты надолго вернулся? — хотя бы этот вопрос из всего внушительного списка кажется ей безобидным.

Говорить о баре ей совсем не нравится — она не испытывает ни гордости, ни радости от своей работы — это просто место, благодаря которому она держится на плаву. Посетители (по большей части одни и те же) привыкли к ней и её странностям, напитки разливать у неё хорошо получается — что ещё тут обсуждать. Она не топ менеджер какой-нибудь крупной компании, не успешный писатель, не юрист, не танцовщица — и даже не детектив. Просто бармен. Но эта тема точно лучше, чем ключи, кровь и все остальное, о чем они успели поговорить, поэтому она предпочитает всё же поддержать разговор. То есть, пытается.

— Ну, если ты любишь малопопулярные местечковые бары — то да, — она говорит это с таким безразличным видом, как будто нет. Не советует. И вообще название это уже прямо сейчас можно забыть. — А в остальном — бар как бар, — она пожимает плечами и продолжает жевать. Да, отлично получилось поддержать разговор на другую тему. Очень захватывающе.

А вот мысль о том, что Дэйв ненавидел Троя, и это ещё и было ожидаемо, заставила её перестать жевать и внимательно посмотреть на последнего. Как-то не так она себе представляла возвращение пропавших родственников. И потом, если он его ненавидит, значит, для этого есть причина. Плюс эта его нелюбовь к воспоминаниям и упоминаниям брата — она-то думала, они просто делают ему больно, но что если смысл здесь в чем-то другом? И что если в этом замучевшем её видении — тот, кто ранит ребра, как раз Трой? Ведь оно появилось пару дней назад, а сколько интересно времени он находится здесь?

Короче говоря, Джейн умеет себя накручивать, и поэтому аппетит как-то сам собой пропадает. Она отодвигает от себя тарелку с только наполовину съеденным завтраком, и тоже принимается сверлить взглядом Троя. Черт возьми, это видение точно связано с кем-то из них — и это до сих пор всё, что ей удалось понять. Она злится. На себя, конечно, в первую очередь. Она остро чувствует, что это всё серьезно, но как обычно ничего не может сделать.

— Уже говорил? — уточняет она. — Понятно. — и ещё через паузу выдает автоматическое: — Приятно познакомиться. — Хотя настороженная интонация этого клише несколько противоречит смыслу. А Трой тем временем снова включается в игру в детектива, да и вообще выглядит сейчас не самым гостеприимным и довольным хозяином.

Она слушает его вопросы и думает о том, что проще всего сейчас было бы уйти. Встать, попрощаться и постараться больше никогда с ним не пересекаться. Но ей не хочется оставлять этот интерес к себе, по крайней мере на такой ноте — ей кажется, что он может захотеть найти ответы. И конечно ничего особенно нового и страшного он не узнает, кроме как да, чокнутая, да, спроси кого хочешь. Но помогать ему в этом ей совсем не хочется.

Она вздыхает.

— Так почему, говоришь, тебя ненавидит Дэвид? — тихо спрашивает и слегка прищуривается. Но чувствует себя почему-то все равно жертвой перед внимательным взглядом волка, а вовсе не наоборот. А потом не может совладать с раздражением. Вроде как говорят, что лучшая защита — нападение? — Да, мы вместе учились, и с тобой, насколько я знаю, тоже. Бываю я здесь не часто, — и это правда. Другое дело — квартира Дэвида, там ей довелось провести куда больше времени. — Но, видимо, чаще тебя, что, вообще-то, не удивительно. А любой кухней, ты удивишься, пользоваться несложно. Ещё есть вопросы? — и смотрит на него с вызовом. — Ах да. Ключи у меня есть, потому что я за него волнуюсь, и теперь мне кажется, что не зря, — и здесь остается только уповать, что никто не спросит о причине её волнения. Этого она точно объяснить не сможет, даже если разозлить её ещё больше. — Ну всё? И, разумеется, не стоит благодарности за завтрак. И знаешь, лучше скажи мне, — ей кажется, будто сейчас она имеет право знать, — кто ты такой, Трой?