Ключ от дома лежал там же, где Трой его оставил – на дне своего рюкзака. Он вытряхнул содержимое на каменные ступени вместе с грудой крошек, комков бумаги и одеждой. Судя по виду, Трой не касался железяки все восемь лет. Армейский жетон прадеда, который он нацепил на ключ еще лет в четырнадцать, выглядел как новенький, от чего губы парня невольно расползлись в улыбке. Они с Дэйвом дрались за этот чертов жетон.
Внешне дом совсем не изменился, те же черные двери, кирпичные колонны, а с от соседской клумбы по-прежнему резко и сладко пахло розой чероки, которую миссис Уинтерс когда-то давно привезла из Джорджии. Единственное, в чем проигрывал его дом – плохо стриженный газон и клумбы, показатель того, что за передним двором ухаживать больше некому.
Про смерть отца было узнать не сложно, все новости трубили об аварии в южной части города, а местная газета очень оперативно выкатила некролог гибели отставного полицейского, служившего на благо города. О смерти матери он узнал, когда увидел рядом с чьей могилой расположился отец. И, судя по цифрам на надгробии, она ушла как раз в тот год, который Трой пробыл в Мексике. В тот год, когда он намеренно пытался не влезать в их жизнь, не узнавать как обстоят дела, и не светиться вблизи дома. Когда ему нравилось хвататься за картинку в своей голове, на которой у родителей и брата все складывалось удачно, никто по нему сильно не скучал, а жизнь шла так размеренно, как она и должна идти.
Но он вернулся в Сан-Диего, где правда больно ударила под дых. Настолько больно, что никакая регенерация не могла помочь. И как-то по-особенному наивно веря, что с семьей он больше никогда не увидится, Трой теперь стоял на пороге пустующего дома с трусами вываленными на асфальт. Потрясающе.
Он подобрал все, что вытащил, и направился к двери, надеясь, что за восемь лет никому не пришло в голову сменить замки. По плану Дэйв сейчас находился на работе, по крайней мере, никакого шума в доме слышно не было, хотя чем-то изрядно воняло. Трой прокрутил ключ в замке, облегченно выдыхая, что не придется проникать внутрь с помощью когтей, и переступил порог дома.
Внутри были заметны изменения, не слишком значительные. Какую-то старую технику заменили на новую, а какая-то так и осталась работать на последних издыханиях. Запах отцовского одеколона еще чувствовался в воздухе, как и та параша, которой теперь пользовался Дэвид.
– Фу, блять, – Трой скривил лицо, как будто нюхнул того самого, и кинул рюкзак на диван в гостиной. Он не был уверен, что от него воняет лучше, потому что к своему запаху привыкаешь, а вещи он сегодня собирал под присмотром орды тараканов, но резкость нового запаха Дэйва, казалось, было очень сложно чем-то перебить.
Трой прошелся по первому этажу, приятно удивляясь всем своим ощущениям. За столько лет, проведенных где попало, было странно все еще чувствовать себя здесь как дома, хотя наверняка львиную долю этих чувств давали инстинкты, ведь по сути, сейчас он вернулся назад к своей стае. Не к той, которая собирается по ночам и воет на луну, а к той, из которой он родом, и которая, сколько бы лет не прошло, всегда будет на первом месте.
Перехватив на кухне ярко-красное яблоко, Трой уже было двинулся к дивану, чтобы упасть на него и закинуть ноги на стол, когда взгляд его зацепился за каминную полку и серию фотографий в серебряных рамках. Новых среди них не было, все те же картинки из детства, на которых еще совсем маленькие Трой и Дэвид смеются из-за каких-то глупостей, вроде смешных рож, что кривил отец за кадром. Первый класс старшего, рядом день рождения младшего, семейный поход в зоопарк, и, напоследок, снимок, который больше всего привлек внимание.
Он очень аккуратно взял рамку, словно одно неловкое движение и она рассыплется в его руках, положил яблоко на полку, и провел рукой по изображению родителей. Снимок был не совсем четкий, потому что его сделал сам Трой, когда ему было лет восемь, и они сидели практически в кромешной темноте, когда во всем квартале отрубили электричество.
Он закрыл глаза, мягко касаясь снимка лбом, словно это поможет ему почувствовать какой-то запах или получше углубиться в воспоминания. Звук приближающихся шагов его на смутил, он так и остался стоять неподвижно у камина, держа рамку в руках.
Только когда Дэвид зашел внутрь, Трой поднял голову, посмотрел в его сторону. Слова застряли в горле, хотя, на самом деле, он и не знал, что ему говорить, и уж точно не готовил какой-нибудь объяснительной речи. Внешне брат практически не изменился, разве что отрезал свои кудри, благодаря чему перестал выглядеть как подросток. И пах он тоже по-старому, видимо, просто пролил что-то вонючее в ванной на втором этаже.
Казалось, прошла уже вечность, а слова так и не вырвались наружу, они просто пялились друг на друга, пока Трой тупо не кивнул ему, словно здороваясь с соседом. Они с ним виделись раньше, было глупо считать, что Дэвид не заметил его на похоронах, и он слишком смышлен, чтобы решить, будто ему просто показалось. Трой слышал, как у брата колотится сердце в груди, понимал, что он злится и готов сорваться в любую секунду, имея на это полное право, но чтобы хоть как-то отвлечь Дэвида, он наконец-то прочистил горло, и снова перевел взгляд на рамку в руках.
– Как она умерла?

Это было ожидаемо. Трой даже не сопротивлялся, лишь надеялся, что на камине не останется трещины, и рамку в руке держал как можно крепче. Будь он на месте брата, то поступил бы также, а может еще хуже, учитывая, сколько ошибок он сделал за эти восемь лет. Но уйти из дома не была одной из них, как ни тяжело это признавать. Как сказать об этом Дэвиду — сложный вопрос, и судя по злости, закипавшей внутри с каждым новым вздохом, его разозлит вообще любое слово, вылетевшее из рта Троя, так что изначальная тактика просто смотреть и молчать теперь казалась не такой уж и плохой. Но в этот раз молчать он не стал.
— А что я еще должен сказать? У меня нет объяснений, которые бы тебя удовлетворили, — от греха подальше он кинул рамку со снимком родителей на диван, и мягко сомкнул руки на предплечьях брата. — Мне стоило начать с «привет, как дела?».
Слова о матери болью отозвались в груди. Болью от того, что он все проебал, что не был рядом с ней, не стоял рядом с Дэйвом на похоронах, не обнял отца, и не успел, хотя бы, сообщить, что он жив и здоров. Сейчас отправить открытку уже как-то не оценивалась в масштабах того, что им бы сразу начала грозить какая-то опасность, а мысль о том, что он мог бы вернуться домой сразу же после того, как научился контролировать себя и свое состояние, болезненно сверлила мозг. В этот же самый момент появилась другая, из-за которой Троя прошиб холодный пот, и в надежде, что не его исчезновение послужило причиной ее какой-нибудь продолжительной болезни, он попытался повторить свой вопрос.
— Как... — но слова больше не хотели повторяться. Когда Дэйв начал отступать, Трой отпустил его руки, выбираясь из захвата, и отошел к дивану, где лежала фотография. Чувствуя себя бесконечно уставшим, он поставил рамку на место, откровенно не понимая смысл вопросов Дэвида. Точнее, он мог их понять, но запускать всю эту длинную цепочку «зачем и почему» не было сил, и заранее зная все следующие вопросы, он решил, что ответит точно так же, как восемь лет назад.
— Хочешь узнать, почему я ушел, почему не навещал, не писал, не зарегистрировался на «Фэйсбуке»? — как бы спокойно Трой не пытался говорить, все говорило о том, что теперь он начинает злиться. И если бы у него была возможность, он бы проиллюстрировал всю ситуацию примерно так: «разозли ты меня лет шесть назад, я бы порвал тебе горло собственными руками, и я уж молчу про полнолуние, когда у меня вырастают длиннющие клыки, для которых человеческая кожа словно растаявшее масло». Но, к сожалению, единственной иллюстрацией была сосуд на лбу Троя, вылезавший каждый раз, когда он начинал кипеть. — Я тебе все сказал перед тем, как уйти. Если хочешь меня ненавидеть за это, начинай прямо сейчас, потому что причина не изменилась. Я сделал это, чтобы защитить тебя и родителей, — он очень долго думал, чтобы ответить на следующий вопрос, наверняка возникший в голове Дэйва. «Защитить от чего?». Но в голову лез только откровенный пиздеж, начиная с того, что он подсел на наркоту, продолжая тем, что набрал долгов и должен был все это отрабатывать или всю семью убьют, и даже был забавный, но не задержавшийся надолго в его голове, вариант о том, что он по уши влюбился в какую-то горячую мексиканскую девчонку, и поехал за ней в максимально далекую мексиканскую глубинку. Эта идея долго не прожила только потому, что ни одна из мексиканок с ним в итоге не пробыла больше пары недель, так что даже в доказательство привести домой даже было некого.
Но что точно про себя понял Трой за эти двадцать восемь лет, что врать он не умеет и не любит, поэтому не только мексиканки, но и наркоманы с долгами, довольно быстро выветрились из его головы. И коротко говоря, у него не было ответа на вопрос «Защитить от чего», и все, что оставалосо Трою, так это надеяться, что Дэвид не будет спрашивать. А какого хера ему здесь надо?
— Я решил, что тебе сейчас тяжело. Если бы знал о маме, то приехал бы раньше, — он сделал очень короткий и неуверенный шаг в сторону брата, хотя отлично слышал, что его сердцебиение ни разу так и не замедлилось. — Если ты хочешь, чтобы я уехал, просто скажи. Но мне бы хотелось остаться, это мой дом тоже. И может я опоздал с этим на восемь лет, но ты все еще мой брат, я никогда об этом не забывал, — он чувствовал, что сейчас получит по роже, либо Дэвид в него чем-то кинет, например, помидором, который вывалился из пакета и прокатился по полу, или бутылкой виски, еле ощутимый запах которого доносился из кухни, потому что на втором этаже все еще что-то дико воняло. Особенно дико для волчьих рецепторов.
— Даже представить сложно, сколько дней придется спать с настежь открытыми окнами, чтобы дерьмо, разлитое на втором этаже, выветрилось отсюда, — кто-то бы наверняка подметил, что шутить в такой напряженной ситуации это не очень хорошая идея, но Трой не шутил, и с большим трудом сохранял каменное выражение лица, борясь с желанием скривиться, и зарыться лицом в каминные угли, как страус в песок. — Ты что перегонял самогон и решил добавить в него заплесневевшей джем бабушки?

Трой схватился за край камина, чтоб не упасть окровавленной губой прямо на любимый ковер матери, и сразу принялся обтирать кровь рукавом. Дэйв явно подкачался за это время, но, к счастью, ничего существеннее разбитой губы на лице брата не оставил. И все равно больно, неприятно, но в принципе терпимо. Если был хоть малейший шанс того, что распускание кулаков поможет Дэвиду успокоиться, то Трой готов был побыть мишенью для брата. Правда регенерацию тогда придется как-то объяснять, но это так, мелочи.
— Хорошо, я ублюдок, ты доволен? Или мне это на лбу себе написать? — Трой взглянул на него, но не увидел ни малейшего признака спокойствия. Он потирал костяшки своих пальцев, а выражение на лице скорее говорило о том, что он бы врезал ему еще разочек, а потом еще, и еще.
Трой нарочито громко вздохнул, понимая эмоции Дэйва и одновременно чувствуя прилив раздражения. Ему начинало казаться, что даже если бы брат узнал причины, по которым Трою пришлось уйти из семьи, то все равно начал бы наседать на него с чем-то вроде «да не такая уж это большая проблема, купили бы цепи покрепче да запирали в подвале», потому что никто, на самом деле, и представить себе не может, кто такие вервольфы и насколько они опасны в полнолуние. Даже если прочитать Бэринга-Гулда от корки до корки, все равно ни черта не поймешь, пока не столкнешься с волком один на одень, либо сам не станешь таким же. Второе пробовать Трой бы не советовал, хотя первое звучит тоже весьма трагично. Собственно, именно по этой причине он и ушел из семьи, вот только вряд ли кто-то сможет это понять, и оценить его жертву по достоинству, или хотя бы так, чтобы не обкладывать хуями.
— То есть, ты хочешь сказать, что если бы я написал смс-ку родителям, то наш отец, полицейский, не поднял бы весь чертов участок, чтобы вычислить айпи, и отправить ебаную спасательную группу? Ты же, блядь, сам детектив, должен это понимать, — Трой решил вернуться немного назад к претензиям брата и тоже повысить голос. Он не хотел снова представлять, что чувствовали родители, поэтому начал вспоминать все то, через что прошел он сам. И эти воспоминания не менее болезненно отозвались внутри. Начиная первой трансформацией, звуками ломающихся костей и адской болью, которую при этом ощущаешь, и заканчивая утренними блужданиями по лесу без одежды с металлическим привкусом на языке. Трой очень быстро перешагнул фазу, от которой страдают все люди, когда каждый день смотрят новости или слышат, как у соседа в семье произошло что-то очень плохое, думая: «о, я этого не боюсь, со мной такого не случится. Я же хороший человек, я ничего ужасного не делал, нет, со мной такого точно не случится». Еще как, блядь, случится, ты даже заметить не успеешь.Трой терпеть не мог людей, которые считали, что всё всегда так просто, надо просто рассказать, просто прийти, просто признаться, просто написать, а дальше все само собой распутается, и все семьи будут счастливы, все преступники наказаны, и справедливость восторжествует. Он и сам был таким примерно вечность назад, но выслушать все это от Дэвида — какой-то ранее недостигнутый уровень горечи.
Трой кивнул головой на еще одно высказывание брата. Кажется, он ни о чем другом сегодня говорить не собирался, и что действительно раздражало — осознание, от которого на стенку лезть хотелось — он проведет свой первый день дома под пристальным взглядом брата, и его тысячью одинаковыми вопросами и претензиями. Именно об этом он и мечтал, когда возвращался.
— Ты как тот дед со школьной помойки, который был одет как тедди-бой и постоянно вспоминал о войне, — хмыкнул Трой, невольно потирая свою челюсть, хотя боль в ней уже прошла, а губа затянулась.
— Раз ты мне уже все высказал и даже дал по роже, может на этом закончим раздражать друг друга? — он обошел брата, уверенно направляясь на кухню, но еще раз прокрутив в голове самые яркие события последних восьми лет, не смог удержаться, повернулся обратно, кидая уставший взгляд на Дэвида.
— Если ты думаешь, что я жил хорошо и наслаждался одиночеством где-нибудь в красивом месте, о котором всегда мечтал, то нет. Я хотел, чтобы вы жили спокойно, чтобы ты пошел в свой ебаный колледж, и нашел приемлемую работу. И спасибо, господи, что ты не облажался. Но если бы я был рядом, ничего этого бы не было. Тебя бы не было, — он немного пожалел, что ляпнул последнее, потому что прямым текстом говорить детективу, мол, тебе угрожало убийство, наверняка заставило парочку дедуктивных механизмов запуститься в его голове, но может это хотя бы заткнет его на минуту, и отведет от болезненного осознания, что брат ублюдок.
— Так как она умерла?

Трой еле заметно улыбнулся. Если бы он знал хоть одного татуировщика, который смог бы набить «ублюдок» со скоростью, превышающую регенерацию, то обязательно бы к нему обратился. А вообще-то он когда-то давно хотел себе татуировку, но скорее из подростковой злости на родителей, которые так доставали его своим юридическим, что в пору было набить на себя весь законодательный кодекс.
Дэйв, наконец-то, начал успокаиваться. Его сбитое дыхание пришло в норму, а пульс больше не стучал барабанами в ушах Троя. Само собой, это еще не значило, что Дэвид отпустил уже ставшую заезженной тему о его пропаже, но было лучше, чем спиной об камин, а кулаком по роже. Тем более, сам Трой тоже не собирался ничего отпускать, пусть лучше бы брат вспоминал об этом каждый день, и, при случае, не влезал в его проблемы, которые наверняка возникнут. Он как-то самостоятельно их решал последние восемь лет, и не планировал это серьезно менять.
— Из тебя получится коп лучше, чем из него, — Трой скрестил руки на груди, кивая в сторону все тех же семейных фотографий. — Я не пытаюсь подкупить тебя лестью. Мы прекрасно знаем, что отец не любил свою работу, поэтому хотел, чтобы я стал юристом, а для тебя наверняка искал что-то еще более далекое, — его задумчивый взгляд прошелся по Дэйву, будто это помогало ему вспомнить, как оно было раньше на этом самом месте. Когда они начали драться за право подержать пушку, или наручники, или полицейский жетон, мама запретила отцу вывалить свои полицейские атрибуты прямо на стол гостиной, и тогда он начал вывалить их в гараже, что не помешало им в тайне от мамы снова драться за них. Но чем дольше отец работал, тем реже он позволял находиться рядом с ним во время чистки оружия, а потом и вовсе запретил трогать или подходить к пушкам и документам, среди которых часто были спрятаны красочные снимки убитых жертв, и вообще держаться подальше от его кабинета.
— Ты всегда стараешься, тебе всегда интересно, а ему будто сама жизнь иногда была в тягость. Не виню его, он повидал много дерьма. Как и я.
Может подохнуть в канаве с пулью в животе был не самый худший вариант, но Дэвиду он об этом не решился сказать. Взвешивать «за» и «против» Трой перестал уже очень давно, так и не разобравшись, проще было бы просто умереть, или все-таки продолжать жить так, как живется. К боли ломающихся костей невозможно привыкнуть. Джейкоб не привык. Луну с неба тоже не снесешь, взять на себя контроль никогда не получится. Радовало только, что он еще ни разу никого не убил (ну, почти!), чем мало кто мог похвастаться, особенно в первый десяток обращений. Должно быть, только это мешало задумываться о самом плохом варианте развития событий.
— Ауч, — наиграно пробормотал Трой, когда Дэвид задел его плечом. У него кулак зачесался двинуть брата в ответ, потому что тот уже слишком несправедливо много распускал руки, но решив, что до братских пиздюлей еще слишком рано, просто медленно поковылял за ним.
Кровоизлияние в мозг звучало как совсем не то, от чего бы могла умереть мама по его представляю. Он ставил на рак, хотя в его семьи им никто не болел, либо на несчастный случай, так что такая новость ввела его в пятисекундный ступор, а когда он закончился, Трой просто рассеяно покачал головой, мол, понял-принял.
— Я был тогда в Мексике, если тебе интересно, — звучало как оправдание, но нет, он не пытался вложить что-то подобное в свои слова. Трой хотел рассказать все, что рассказать, и так, чтобы на задеть все остальные подробности. В Мексике он ничем особенным не занимался, работал в автосалоне, бегал среди кактусов, спал то на песке, то на очень хлипкой кровати, которая весьма быстро развалилась после... хотя, это тоже не важно.
— Там действительно одно огромное нихрена. У них будто каждый день — это Пасха, и так до Дня Мертвых, а потом до Рождества. Куча скорпионов, и постоянно песок в заднице.
На предложение выпить Трой широко улыбнулся, сразу хватая бутылку, потому что кому нахер сдались вообще эти стаканы. — И это отличный способ, разве нет? — он сделал несколько длинных глотков, и поставил бутылку обратно на стол.
Если подводить итоги, то возвращение домой оказалось не таким хреновым, как казалось сначала, и как могло бы пойти потом. Трой поглядывал на брата, надеясь увидеть что-то, хотя бы издали напоминающее радость за встречу, но пока что это было либо слишком незаметно, либо Дэвид еще недостаточно выпил, либо надо было подождать какое-то время. Неделю, месяц, может два. А может насрать ему уже было на все эти семейные братские чувства. Трой и это смог бы принять, хоть и очень не хотелось.
— А ты как? Как работа? Было что-то интересное, необычное? Сверхъестественное.

— Работа и есть то дерьмо, которое с ним случилось, — Трой сделал еще один глоток из бутылки и начал расхаживать по кухне, словно заново ее изучая. — И я говорю не про бытовые ссоры, или нелегальный сбыт мета, — из того, что он все-таки отсидел на парах в юридическом колледже, лучше всего запомнилось, что Сан-Диего даже близко не стоит со списком «самых криминальных городов США», как и весь штат. В Калифорнии даже марихуана была легальной, и все равно дилеры умудрялись попадаться с ней, или с чем покрепче. Судя по тому, что Трой все детство видел по ящику, новости об очередном пойманном наркомане, что тогда, что сейчас, были самым криминальным событием. Иногда случались убийства или изнасилования, но по сути никакие Дамеры с ножом в руке и членом наперевес по улицам не ходили. Правда стало намного больше пропавших, а когда вдруг случались убийства, то выглядели они, мягко говоря, очень странно, и если раньше Трой откровенно не врубался в чем дело, как и полиция, то теперь ясно понимал, если жертва потеряла много крови, то попалось на зубок вампиру, а если тот умудрился оставить тело просто лежать на дороге, скорее всего он еще совсем новичок, и, вероятно, его уже убили Серафимы. Вот только как это объяснить полиции, отцу, или брату?
— А про самоубийства, — продолжил Трой, касаясь ручек ножей, стоявших на подставке. — Мне кажется, ни что так не сводит с ума, как люди, которые убивают сами себя. Особенно, если это случается на твоих глазах, — в голову пришла мысль о чокнутой секте из девяностых, поклоняющейся пришельцам. Наверное, все таки их самовыпил был самым громким криминальным событием города. Трой помнил, как отец включил телик, и буквально по каждому каналу говорили одно и то же. Ему было четыре, и он ни черта не понял, но картинки с места происшествия, даже несмотря на то, что все телы были накрыты и замазаны, четкой картиной отпечатались в его голове, как и возглас матери «не смотри ты такую хрень при ребенке».
— Тихуана? Да уж, не сравнится. Там я не бывал, слишком цивилизовано для меня, пожалуй — Трой улыбнулся брату, оставил в покое ножи и вернулся на свое место, решив, что болтать об убийствах и «играться» с режущими предметами слишком странно для человека, который только что объявился, спустя долгие годы отсутствия. — Кстати, в Мексике с криминалом совсем беда, но ты и сам об этом знаешь. Все об этом знают, — вот там и наркотиками торгуют, и убивают людей направо и налево, и расчленяют, и вытаскивают из воды их остатки, и никому, разумеется, за это ничего не прилетает. Трой сам пару раз чуть не стал нежелательным свидетелем некоторых торговых операций, один раз почти угодил под пулю, и еще пару раз вполне мог окончить свою жизнь за тюремной решеткой. Точнее, разнести мексиканскую тюрьму и вспороть животы всем полицейским, потому что в  Мексике луна тоже никуда с небосвода не исчезала. И вот пару так чуть не попавшись, Трой понял, что безопаснее не столько для него, сколько для всех остальных, будет просто никуда не высовываться, поэтому нашел себе тихую заправку на окраине и успешно проработал там полтора года.
— Думал, что Мур сторчится раньше. В школе мы делали ставки по каким причинам он опять не пришел на уроки. Большинство всегда было за «валяется где-то в переулке весь в блевоте и дерьме», — виски в бутылке начинало исчезать все быстрее, и Трой в итоге добил ее, закинувшись еще одним длинным глотком. — И да, черт возьми, ты говоришь, как он, — Трой хотел добавить, что они еще и выглядят одинаково, скорее всего, из-за стрижки Дэйва, но слова почему-то застряли в горле. Он просто стоял и смотрел на брата, потому что настроение хз беседы резко сменилось, и он почувствовал, как тонкие нити напряжения, висевшие в воздухе с его появления в доме, наконец-то оборвались.
Он покачал головой, потому что брат был чертовски прав, и их война с отцом в итоге довела бы одного из них, и как ни было Трою стыдно за те моменты, когда он чувствовал себя хорошо вдали от дома и нравоучений, польза от этого «вдали» все равно была. Может не достойная такого долгого отсутствия, но была.
— Наверное, прибили бы, — хрипло прошептал он, все так же не сводя глаз с брата. Следующие слова оборвали еще одни ниточки, только теперь внутри Троя. Почувствовав прилив чувства, которое очень давно не ощущал, он даже не заметил, как расплылся в, наверняка, дурацкой ухмылке. Облегчение.
— Я тоже скучал, — наконец выдохнул Трой, чувствуя как внутри все сжимается. Ему так хотелось все рассказать, и, если нужно, даже понести за это наказание, но в голове только и вертелось, что «это слишком опасно» и «ты рискуешь потерять и брата», поэтому все хотелки пришлось экстренно запихивать в самый дальний угол, закрывать под ключ и не позволять эмоциональности решать такие тяжелые вопросы. От эмоций всегда было крайне сложно убежать. Точнее, у Троя это когда-то получалось очень легко, но не теперь, он и так слишком долго бегал.
— Я мог быть здесь с вами. Может попрощаться с мамой я не успел, но с ним мог бы успеть, — он смахнул выступившую слезу, и попытался снова схватиться за бутылку, которая, к сожалению, была уже пуста. С тех пор как Трой вошел внутрь, он так и не сказал то, что Дэвид точно заслужил услышать, и не сделал то, что ему очень хотелось сделать. А раз уж начали поддаваться сентиментальности, то нужно идти до конца.
Он пододвинулся к Дэйву, и одной рукой прижал его к себе, касаясь подбородком виска брата. — Прости, что так уебски поступил.