Маленькая Джеки - это три энергичных фута радости, звонкий детский голос и всегда покрытые синяками ноги. Это все исследованные закутки в родном квартале - даже самые мерзкие, несколько неудачных приземлений с деревьев и мелких строений, два раза сломанная рука и пёстро разрисованный на ней гипс. Это вполне сносная учеба в школе, неплохие, вообще-то, детские рисунки и большая любовь ко времени, которое можно провести с отцом в гараже, где он из года в год чинит свой древний как этот мир шевроле под музыку восьмидесятых.

В общем-то все идет не так плохо, особенно учитывая часто ругающихся на фоне родителей - иногда ей искренне кажется, что разводы придумали специально для таких, как они, вот только до них это как будто никак доходит. Она растет подчеркнуто творческой личностью: одежда и грязная посуда систематично оставляются строго там, где того просит Душа, на обоях в комнате появляется некоторое подобие граффити и эксперименты с внешним видом - это вызов, с которым очень тяжело смириться матери.

Родители все же разводятся, когда ей исполняется тринадцать. Отец проникновенно сообщает, что любит её, но тут же уезжает в другой штат любить кого-то другого, а она остается слушать бесконечные истории матери о том, какой же он все-таки был мудак с самого начала. Джеки портится характером, то, что раньше казалось милым озорством теперь уже выглядит неуправляемой войной - причем, со всем подряд. Со школьным учителями, с обедами в столовой, с необходимостью приходить домой в какое-то выбранное не ей самой время, и, конечно, больше всего - с матерью. Которая очень любит использовать финансовую зависимость как последний доступный ей способ управления дочерью. Результатом становится, разумеется, вовсе не то, что предполагалось - Джеки решает окончить школу в шестнадцать, не подавать заявление в университет и - начать работать. Билетер в парке развлечений, кассир в местном кинотеатре, паршивая официантка в паршивом кафе - череду невозможно перспективных работ разбавляет только большая любовь к любительскому театральному кружку - и вот чему она отдается с головой. Интересно, а стать настоящей актрисой и играть в экранизации Джорджа Мартина среди тысяч таких же, как она - возможно?

Ей всё ещё кажется, что она успеет не продолбать свою жизнь, когда соседи вдруг начинают друг друга пожирать, а ближайший крупный город оказывается под бомбежкой. И перспектива продолбанной жизни как-то сама собой растворяется в этом общем человеческом провале.

Что ж, ей девятнадцать, и апокалипсис случился сегодня.

В мешанине из зараженных, военных и паникующих погибает мать, а Джеки прибивается к последним выжившим, которые вскоре добираются до ближайшей карантинной зоны. При распределении она зачем-то говорит, что ей шестнадцать, и эта ложь оказывается весьма кстати, потому что вместо общественно-полезных работ её определяют в Академию, и ближайшие два года она проводит за учебой. Наверное это лучше, чем, скажем, подметать улицы или… жечь трупы?

В предполагаемые восемнадцать (двадцать один на самом деле), она становится выпускницей и вроде как полноценной взрослой, но подростковый бунт едва ли успевает выветриться из её головы. Естественно её не устраивает жесткий режим, страшные истории про наружу пугают недостаточно серьезно, поэтому она, с группой таких же отважных и тупых, бежит, отчаянно рискуя быть расстрелянной на подходе к границе, на самой границе, после границы, и далеко-далеко за пределами границы. Но эта участь достается не ей.

Они попадают в мародерскую ловушку, завязывается перестрелка и в какой-то момент Джеки просто бежит. Бежит так долго и сильно, что в итоге остается одна посреди какого-то леса, имея при себе разряженный пистолет, охотничий нож и рюкзак с минимальным запасом чего-то полезного. И абсолютным неумением выживать.

Через три дня её находит Курт. И если поначалу ей кажется, что это самый мудачный мудак из всех, кого она когда-либо встречала, то потом ей тоже так кажется. Но она привыкает. И к его загробному молчанию (для чего вообще этому человеку дан дар речи, господи, ах да, чтобы иногда на неё орать), заунывным хмыканьям, постоянным указам, что надо делать, и… она почти уверена, что несколько раз он был готов оставить её в абсолютно любой точке их пути. И если быть до конца честной, она могла бы его понять в этом случае. Понять, но не принять. Поэтому, когда через 10 месяцев их сомнительного парного выживания они подходят к карантинной зоне, она хорошо знает, что он хочет сделать дальше. И очень просит остаться.

Сейчас он - солдат федры, который больше всего любит вылазки наружу и все ещё свой старый арбалет. Она - просто его сожитель, который пользуется преимуществами лучшего жилья и некоторых других плюшек федры, его крошечным терпением и… кстати, здесь есть театр. Недурно, правда?