Когда все началось, они сидели на третьем ряду школьных трибун. Немного выше сидели пацаны, крутящие в проигрывателе свежий альбом Limp Bizkit. Было тепло, но вместе с тучами на горизонте начинал подниматься ветер — такими темпами гроза обещала начаться через час-другой. Такер опять затирал что-то про то, как выиграл у Шона Гамблинга в Mortal Combat целую пачку коллекционных вкладышей, Уилл слушал его как в первый раз, а Филл и Брайан рубились в карты на то, у кого следующую неделю пробудет первая PlayStation. Алекс задумчиво крутил в руках старенький фамбл.

— ...И вот короче, он опять делает эту ошибку с прыжком, и тут-то я уже ловлю его ударом прямо в полете. Он даже приземлиться не успевает, а я на-на! ему подсечкой, встает — на-на! спецударом, и — Фаталити! ВПЕРЕД, ВПЕРЕД, НАЗАД, ВНИЗ и-и-и-и ИКС! Кунг Лао наносит смертельный удар! — Такер жестикулировал так, что оркестр, будь он где-нибудь поблизости, начал бы играть. — Такой лопух, конечно, так всухую продуть!
— Чего он вообще сел с тобой играть? Все же знают, что ты держишь джойстик в руках чаще, чем член, — вставил свое Филл, не отрываясь от игры.
— Не суди по себе, друг сердечный, — драматично положив руку на сердце, отвечает Такер, — у меня две руки, я могу держать их одновременно. И Гамблинга я сделал одно-о-о-о-ой левой! О да, детка.
— Теперь он никогда не будет с тобой играть, — усмехается Брайан.
— О, вот тут ты ошибаешься! Ему родаки дают столько карманных денег, что новая пачка коллекционок у него будет уже через пару недель, а сдерживаться этот малый никогда не умел. Ну и я не дурак, я же сперва поддавался. Чтобы у него, знаешь, не возникло подозрений. Поддерживал азарт, так сказать. Ну и он попался на крючок. Святой дурак.
— Что ты потом со всеми этими бумажками делать-то будешь? — спрашивает Алекс, а сам смотрит, как группка ребят окружает пухлого парня с фотоаппаратом. — Подтираться?
— Да ты знаешь, сколько они через десять-двадцать лет будут стоить? — руки от возмущения так и взлетают. — Продам все свои коллекции — стану миллионером, куплю себе дом где-нибудь в ЛА, пока вы тут будете сидеть, додики.
— Ага, конечно, — вместе с Брайаном усмехаются и остальные.
— Ребят, ну отдайте.
— ...Вот увидите, эти «бумажки» потом еще сделают свое дело! Обязательно найдется какой-нибудь ностальгирующий придурок, готовый вывалить за них целое состояние!
— Чем ждать столько, лучше бы сразу начали играть на деньги, — говорит Алекс и встает. Приятели все, как один, поднимают головы.
— Ты куда это?
Алекс не отвечает, вместо этого разворачивается в узком пространстве между сидениями, заводит руку с фамблом назад.
— О нет, — говорит Такер. Голова его крутится туда-сюда, когда он понимает, куда целится Алекс. — Опять «Флеш Томпсон»! Чуваки, держите его!
— Алекс! — предостерегающий тон Брайана ни с чем не спутать.
— Да всё на мази, — только и отвечает тот, а затем фамбл устремляется вперед, прорезая влажный воздух, словно крупнокалиберная пуля.
— Ой, бляяяять, — Такер хватается за голову, когда мяч врезается в широкую спину, а Алекс, прыгая по спинкам сидений, минует два передних ряда и спрыгивает на траву. Из проигрывателя звучит Take a Look Around.

Алекс подходит к компании парней тогда, когда они все уже смотрят на него.
— Тебе жить надоело, Росс? — широкими шагами, «Флеш» идет навстречу, широко расставив руки. Не иначе, чтобы казаться еще шире. Все как в дикой природе, документалки не врут.
— Прости, Риччи, я случайно попал в спину, — Алекс примиряюще поднимает руки. — Я так-то в голову целился.
Четверо парней, не считая Ричарда Томпсона — капитана футбольной команды, главного кандидата на роль будущего короля школы и «просто красавчика» — разошлись перед ним в крутой дуге. Ростом Алекс уступал только одному из них — не Томпсону, с ним они были вровень — но они играли в американский футбол и плечи их раздались вширь куда сильнее, чем у него, несмотря на целое лето подработок и регулярное использование турника на заднем дворе. Нацепить им панцири на спину, да покрасить в зеленый — и самые настоящие черепашки-ниндзя, такие же мордатые, такие же одинаковые. В детстве казалось, что таких только в фильмах показывают.
— Давно через рот не дышал, Росс? — Томпсон угрожающе приблизился, обдав не самым свежим дыханием. И девчонки правда хотят с ним целоваться?
Позади послышался шорох травы — слегка повернув голову, Алекс увидел, как к нему подбежали его приятели. Ни следа прежней беззаботности на лице, только серьезные взгляды и готовность содрать кожу на костяшках. Алекс поднимает подбородок, делает глубокий вдох и улыбается.
— Да я просто смотрю, в тебе опять дерьмо застоялось, — мышцы груди и плеч напрягаются, — решил помочь от него избавиться. По-братски.
Томпсон хватает его за ворот расстегнутой рубашки так, что натягивается даже ткань футболки. Хоть бы не порвалась, думает Алекс. Краем глаза он видит, как немногочисленный народ, снующий на поле, оборачивается в их сторону. Музыка, до этого играющая сто стороны трибун, замолкает. Без нее все разом как будто становится серьезнее. Парни — что по сторону Алекса, что по сторону Томпсона — теряют несколько сантиметров роста, когда боевая готовность прижимает их к земле.
— Еще одно слово — и следующую неделю будешь сидя не только срать, — пара капель слюны все-таки попадает на Алекса, он брезгливо морщится.
— Да вмажь ему уже! — подстегивает одна из «черепашек».
— Сам-то сильно хочешь прийти на Хеллоуин в костюме Битлджуса? — негромко спрашивает Алекс, но так, чтобы все точно услышали. Глаза сверкают, на губах играет улыбка, но едва ли в ней читается что-то доброе. Большого труда стоит держать руки, пусть и сжатые в кулаки, опущенными. На предплечьях уже выступили вены, где-то у локтя забилось второе сердце.

Несколько мгновений в черепной коробке Томпсона происходят сложные вычисления. Взгляд, прежде сверлящий во лбу Алекса дыру, обращается к парням, что стоят у него за спиной. Не такие крепкие, не такие внушающие, но и не рядовые увальни, у которых можно без последствий отобрать карманные деньги. Или фотокамеру.
— Пять на пять, — подстегивая, говорит Алекс, но сам уже видит: драки не будет. Оттого желание позлить Томпсона только сильнее.
Но еще несколько секунд — и тот отпускает его ворот. При этом толкает так, что спина врезается в вовремя подставленные товарищами ладони.
— Щас бы еще руки об вас марать из-за этого жирного, — оглядывается на причину всего конфликта, сплевывает, и кивает приятелям — уходим. — Посмотрим, как ты запоешь, когда рядом не будет друзей, Росс, — звучит напоследок прямо в ухо.
Алекс молча улыбается, ловя периферийным зрением каждую проходящую мимо «черепашку». Отлично знает, какую беду на себя накликал. Если не найдет велосипед с дырявыми шинами, когда поедет домой — уже чудо.
Когда шаги становятся тише, Алекс оборачивается. Пятерка футболистов стремительно удаляется, возможно уже выдвинувшись на поиски его велосипеда. Музыка снова начинает играть, ребята на поле возвращаются к своим делам, а силуэты его парней заметно теряют в жесткости.
— Когда-нибудь он точно отправит тебя в больницу, — замечает Брайан. По взгляду видно, что осуждает. Не то, что Алекс за кого-то заступился, а то, что опять нашел повод поцапаться с Томпсоном.
— Значит, будем лежать на соседних койках, — беззаботно отзывается Росс.
— Мы тебе на лечение скидываться не будем, — качает головой Филл, пока Уилл подхватывает забытый всеми фамбл с травы. Иногда Алекс забывает, что они из одной семьи, настолько не похожи. Чувствует, что обоим его альтруизм уже порядком надоел — это ощущается даже в том, как Филл передает Алексу мяч. Он улыбается ему, но взгляд говорит сам за себя.
— Эй, пухлый, ты как, живой? — Такер обращается к виновнику всего торжества. — Ты извиняй, но походу из-за этого придурка, — палец указывает на Алекса, — эти чмыри тебя теперь будут гнобить до конца школьной жизни. Я Такер.
— Филл, Уилл.
— Брайан.
— Алекс, — переброс фамбла под другую руку, короткое рукопожатие, и кивок в сторону фотокамеры: — Живая?

Судя по реакции парня, размазавшего кровь по лицу, по носу он получал чаще, чем наблюдал за тем, как кто-то за него заступается. Оно и не удивительно. Он был «подходящим типом», как говорят. Типичный неуклюжий гик, увалень с щенячьими глазами, держащийся за свою камеру хваткой Питера Паркера — настоящая живая мишень для любого Флеша Томпсона. Когда Алекс был помладше, он сам над такими посмеивался, но преимущественно издалека — дедовское воспитание не давало переходить границы. Потом, когда ребята стали старше, а шутки жестче — смеяться перестал. А еще через пару лет, когда Коди пошел на подготовительные занятия перед школой, где рисковал сам стать объектом для насмешек, начал воспринимать каждый подобный случай как нечто личное. Ничего не мог с собой поделать. Видел какого-нибудь очередного неловкого очкарика, прижатого к шкафчикам — и представлял Коди. Он был мальчишкой не слишком общительным, скромным, даже немного зажатым; ему всегда тяжело было заводить друзей, но когда он пытался это делать, то делал это со всей присущей ему детской открытостью и бесконечной верой в лучшее. Прямо как...

— Вацлав, да? — пожатая рука, легкое удивление в голосе. Алекс никогда не встречал поляков. Конечно, от всех прочих встречных людей они едва ли чем-то отличались, кроме занятых имен, но все равно было как-то странновато. Он видел в Блэкморе и китайцев, и индусов, пусть преимущественно среди работников сферы услуг, да и среди знакомых был парень, чьи старики были прямиком из Уганды, но вот с поляками жизнь пока не сводила. Алексу стало интересно.
— Блин, ты такой крутой! Ты видел как ты его?.. А он такой “щас бы ещё руки марать” — классно, да? Блин, ребята!
Росс улыбнулся. Искренняя радость в ответ на рискованное действие приятно щекотала эго, но слова Такера — «эти чмыри тебя теперь будут гнобить до конца школьной жизни» — никак не шли из головы. А затем он услышал смешки приятелей со стороны, и почувствовал, как вспыхнули кончики ушей.
— Он крутой только пока знает, что мы его жопу прикроем, — Филл все-таки не удержался от того, чтобы его поддеть. Говнюк.
— О, не-не-не, дружище, не надо недооценивать нашего героя дня, — всего мгновение, а Такер уже висит одной рукой на его шее, не давая толком развернуться и что-нибудь ответить. И давит, давит — «спокойно, спокойно». — Алекс у нас достаточно глуп, чтобы напрыгнуть на Томпсона в одиночку.
— Тем более, что он уже это делал, — негромко заметил со стороны Брайан.
— Да, и потом заливал кровищей кухню твоей мамки, — вставил Филл. Уилл засмеялся, они хлопнули друг друга по ладоням.
— Слыш, Филл... — начал было Алекс и сложно сказать, куда завел бы этот разговор, если бы не желание Вацлава сделать коллективное фото.
Такеру идея понравилась больше всего — то ли потому, что он любил подобный движ, то ли потому что это был отличный шанс отвлечь приятелей от ругани — он взвился ужом и потянул Алекса за собой на указанное место так, что тот едва не поцеловал носом газон. Полминуты, и они заняли свои места: Алекс с фамблом под мышкой, Брайан справа от него, Филл и Уилл слева. Такер занял позицию на переднем плане, подражая не иначе как какому-то металлисту: встав на колени, вытащив язык и показывая в объектив две растопыренные «козы». Жизнь в них замерла в ожидании многозначительного щелчка, но влажный воздух пронзил совершенно другой звук.

— Ааа, чел, ну ты даешь! — кажется, Такер расстраивается не меньше Вацлава. Подскакивает к нему, суетится вокруг сломанной камеры так, будто это выпавший из гнезда птенец. Набранный в грудь воздух вырывается наружу.
— Ладно, пацаны, мы пойдем. Надо еще домой доехать, а тут ливанет с минуты на минуту, — глядя на эту мышиную возню, бросает Филл и протягивает руку для прощального рукопожатия. Уилл следует его примеру. Где-то вдалеке слышится раскат грома. — Увидимся завтра в школе, — он смотрит на Алекса, словно хочет что-то сказать, но все-таки сдерживается.
— Я тоже пойду, — глядя братьям вслед, говорит Брайан, потом смотрит на Такера, который все еще что-то впаривает Вацлаву. Алекс слышит отдельные фразы про «отца кореша» и то, что он «починит все за медяк». — Обещал бате помочь в гараже прибраться, а там еще домашку потом делать...
— Давай, до завтра, — очередное рукопожатие, привычное касание плечами.
— Э, куда все расходятся-то? — Такер, наконец, замечает что-то помимо Вацлава и его камеры. Брайан, идя спиной вперед, поднимает обе руки — и извиняясь, и прощаясь.
— Следи, чтобы его по дороге домой не отмудохали! — кричит он Такеру.
Алекс показывает ему средний палец, они обмениваются улыбками и Брайан разворачивается, чтобы ускорить шаг.
— Ну что, может тоже тогда по домам? — спрашивает Так, упирая руки в бока и глядя на массив темных облаков, что за последнюю минуту стал в разы ближе. — Делать тут все равно скоро станет нечего.
— Ты где живешь-то хоть? — интересуется Алекс у Вацлава, когда они идут за стадион, туда, где велосипеды обычно дожидаются своих хозяев и их недругов.

Алекс не сильно удивился, когда увидел спущенные шины. Они стояли перед глазами еще в тот момент, когда он замахивался фамблом, который теперь крутил в руках. Жалел ли он, что пустил его в спину Томпсона? Нет. Не сейчас, так в следующий раз. Этот кретин слишком сильно выводил его из себя, так что нарваться на него, его приятелей или их мелкую месть, стало в какой-то момент почти обычным делом. Поэтому отчасти он понимал Филла и его недовольство, хоть и бесился с того, как он его выражал.
— ...Пожалуйста, — кажется, он что-то прослушал, пока подсчитывал в уме, сколько денег ему нужно будет выложить из остатков своих летних запасов. Все лето он горбатился на подработках, чтобы скопить немного денег на рождественский подарок для Коди — во время школьных будней особо не поработаешь, — но теперь, похоже, часть этих сбережений уйдет на новую резину. Просить у отца деньги на ремонт — так себе вариант. У деда — можно, но тоже нет. Отец узнает, и лекции не миновать. И самым противным в этом будет то, что в ответ тоже ничего особо не скажешь. Ведь действительно сам нарвался, хотя мог сидеть, где сидел. Как будто они этому его учили. И где тут справедливость?
— Блин, это что, твой? Друг, мне так жаль! Это из-за меня, да?
— Нет, у нас с Томпсоном давно терки, так что не бери в голову, — Алекс отстегнул тонкую охранную цепь велосипеда, вывел его из «стойла», выбил ногой подножку, и присел рядом на корточки, пристальным взглядом оценивая нанесенный урон.
Точно раскладным ножом поработали: небольшие горизонтальные отверстия, края ровные. Острый нож был, вошел в резину как в масло. И кололи наверняка — вон сколько дыр понаделали, уроды, чтобы точно одной заплаткой нельзя было отделаться. Алекс вздохнул. Он разозлился бы, не знай, с кем имеет дело и к чему все это может привести. Как типичный «злодей» школьных комедий, Томпсон был предсказуем. Ходячее клише. Не нужно быть гением, чтобы предсказать его следующий шаг и быть к нему готовым. Ну, может, разве что, не финансово. Иногда Алексу даже хотелось, чтобы он перешел черту, сделал что-то такое, за что его можно было бы схватить за жопу, но для такого Томпсон, к сожалению, был недостаточно глуп.
— Вот и у меня то же самое...
Алекс отвлекается, бросает короткий взгляд на соседний велосипед. Хмурится, вздыхает. Слова Такера снова жужжат в памяти назойливыми мухами. Взгляд, которым Филл одарил его на прощание, встает перед глазами, и вызывает вспышку злости и раздражения, которая перекрывает поднявшееся секунду назад чувство вины.
— Слушай, так как на счет постирать у тебя штаны?
— Без проблем, — отвечает, выпрямляясь. Что тут еще ответишь? Не отказывать же. Не влезь он, велосипед, может, и правда не тронули бы. В этом случае, правда, досталось бы камере, но кого это волнует, да? Его бы это уже не касалось. И вот кто скажет, где тут меньшее зло?
— ...Но давай тогда шире шаг, — Алекс поддевает кроссовком подножку, кладет руки на протертые грипсы, и смотрит на темнеющее небо. — Иначе постираешься раньше времени.
Они семенят в сторону забора из рабицы, выходят через небольшие ворота и, обогнув стадион, выходят на главную дорогу. Уже там, держа курс в южную часть города, минуя немногочисленные витрины, перемежающиеся с высокими лестницами квартирных домов из красного кирпича, Алекс спрашивает:
— Ты в этом году в город перебрался, что ли? — не то чтобы он мог похвастаться тем, что знал каждого новичка, но что-то подсказывало, что Вацлава сложно было не заметить. Таким как Томпсон в том числе. — Братья, сестры есть?
Второй вопрос вырывается как-то сам собой. Странно, конечно. Чем ближе Коди был к школе, тем сильнее Алекс переживал, что ему будет там сложно освоиться, и как будто загодя старался подготовить для него почву помягче. Если повезет и у Вацлава будут младшие, может, получится их как-то познакомить?..

Странный, все-таки, был этот парень, Вацлав. Половина лица в крови, сломанная камера, проколотые шины и целая куча проблем, которые свалятся на него в школе уже завтра — потому что такие придурки как Томпсон никогда не оставляют дело на полпути, — а ему как будто все нипочем: идет, улыбается от уха до уха и языком чешет, что соседская бабка. С другой стороны, именно так обычно вел себя сам Алекс после очередной стычки с Томпсоном: стоило боли немного отступить, как он мог уже вовсю хохотать, сверкая окровавленными зубами и подтирая тыльной стороной ладони текущую из носа кровь. У него как-то даже мелькала мысль начать носить с собой упаковку ватных тампонов, да только перспектива показалась такой себе: слишком похоже на поведение заранее проигравшего, да и если кто узнает — обсмеют. Даже свои. Нет, лучше уж немного забрызгаться на пути в медпункт или до ближайшей аптеки — кровь, в отличие от позора, смывать проще, главное, чтобы на футболку поменьше попало. В конце концов, не так уж часто дело доходило до серьезного мордобоя, и не так сильно ему доставалось, а если и доставалось — не одному ему приходилось сплевывать кровавую слюну при возвращении домой.

Вот только глядя на Вацлава, Алекс не был уверен, что тот, находясь в таком бодром расположении духа, сможет придерживаться его и впредь, когда Томпсон начнет наседать по-настоящему. Он уже видел ребят, которых он и его шестерки ломали забавы ради — такое себе было зрелище. Сейчас, глядя на этого улыбчивого толстяка, Алекс поймал себя на мысли, что не хотел бы видеть, как тот приходит в школу в синяках, а то и валяется под фонтанчиком с водой где-нибудь в школьном коридоре, размазывая по лицу кровь, вперемешку со слезами. Парень странноватый, конечно, но такого не заслужил. Да никто не заслужил, если подумать. Разве что, может, сам Томпсон. Хотя бы пару раз, чтобы мозги на место встали. Пару раз Алекс был очень близок к тому, чтобы ускорить процесс этого становления, но оба раза сам делал шаг назад — пугался того чувства, которое поднималось в груди, и той легкости, которая наполняла руки. Он не был уверен, что начав, сможет найти в себе силы остановиться. Такого и Томпсон не заслужил. Или, скорее, его мамаша, которой бы пришлось выхаживать этого недоноска. Да и деда расстраивать не хотелось.

Громыхнул гром, заставив поднять глаза к небу. Темные облака будто провисали над их головами от скопившейся в них влаги, как тканевый мешок, из которого вот-вот потечет. Где-то там все еще светило солнце, но здесь и сейчас на мир словно бы опустилась апокалиптическая тьма. Не хватало только зловещих ярко-розовых молний каждые несколько секунд, но что-то подсказывало, что долго ждать не придется.

— Миссис Хадсон? Не повезло тебе, друг. Слышал, от нее разит лечебной мазью за версту. Старайся, чтобы об этом в школе не прознали — иначе точно со свету сживут, — напоследок посоветовал он.

Так они и шли. Кирпичные дома постепенно остались позади, им на смену пришли небольшие старенькие коттеджи, сперва стоящие плотно, а затем — все свободнее и свободнее. Начали появляться небольшие заборы, собачьи будки, детские качели, неостриженная трава между домами, да тянущиеся к темному небу старые сосны.

Вацлав перескакивал с темы на тему так быстро, что в какой-то момент Алекс просто отдался на волю закружившего его потока — только и подстраивайся под повороты, да греби в нужную сторону, чтобы не расшибло. Нет, в больницах он бывает нечасто, несмотря на общение с Томпсоном; да, в озере тоже купался, даже ходил к его центру на лодке вместе дедом; нет, летом он обычно старается подрабатывать, чтобы не клянчить карманные деньги у домашних; да, учится вполне неплохо, хотя звезд с неба не хватает. А потом они заговорили про семью.

— А у тебя? У тебя большая семья?

— Не, — Алекс покачал головой, не отвечая на взгляд Вацлава, пусть и видел краем глаза, что тот на него смотрит. — Дед, отец, да младший брат. Мама умерла шесть лет назад, так что с тех пор мы как-то сами по себе. Отец целыми днями пропадает на работе, он у меня шахтер, да и дед, в общем-то, тоже. Так что летом, или когда у них сверхурочка — брательник постоянно на мне. Но в следующем году он в школу пойдет, вроде как даже в нашу, так что и там под боком будет.

Алекс надеялся, что в Томпсоне было достаточно чувства самосохранения, чтобы не пытаться как-то нагадить ему через Коди. Все-таки одно дело задирать одноклассника, а другое — гоняться за первоклашкой. Границы есть у всего.

Снова громыхнуло. Поднявшийся ветер поднял среди деревьев оглушительный шелест, а затем упали первые дождевые капли.

— Побежим или спрячемся?

— Далеко все равно не убежим, — констатирует Алекс, а затем срывается с места. — Давай Вац, шевели батонами!

До дома было еще идти и идти, но если бежать — не так уж и далеко.

Понедельник — день тяжелый, так, кажется, говорят. Алекс никогда не разделял этого мнения, считая, что у абсолютно любого дня недели равные шансы стать как самым лучшим, так и самым худшим днем в твоей жизни, но в тот вечер, когда неведомая сила пихнула Вацлава в спину, а тот пихнул в спину его, эта поговорка как-то сама собой всплыла в голове. После стычки с Томпсоном, после проколотых шин — примерно в том моменте, когда он увидел перед носом линию между асфальтом и чьим-то заросшим газоном. О том, что Вацлав — человек-катастрофа, Алекс впоследствии убедится еще не раз и не два — и на своей шкуре, и за ее счет, — но в тот день это произошло впервые, поэтому застало его врасплох.

Очнулся он уже на асфальте, наполовину придавленный велосипедом и Вацлавом, которому поспешил помочь с себя скатиться. Щиколотка начинала выть от соприкосновения с велосипедной педалью, ладони и лопатка — саднить от контакта с асфальтом. Хорошо хоть головой приложился не об него — близость газона сделала свое дело.

— Какого хрена, чел? — дождевые капли не дают толком открыть глаза, поэтому Алекс поворачивает голову и приоткрывает лишь один глаз, возможно, просто чтобы убедиться, что Вацлав не расшибся насмерть. Этот мог бы. Но увидев, что с пухлым все в порядке, он вздыхает и откидывает голову обратно на траву. Боль в разных точках тела начинает нарастать, а дождь — усиливаться.

И вдруг Алекс начинает хохотать. Дождевые капли стучат по зажмуренным векам, попадают в рот, из-за чего хохот время от времени срывается в кашель, но сил остановиться Алекс в себе не находит. Черт знает, что на него нашло, но чем дольше он представляет их со стороны — тем смешнее становится. В конце концов, он заваливается от смеха на бок, из-за чего педаль велосипеда неприятно напоминает о себе, прячет лицо в изгибе локтя, и только тогда начинает постепенно успокаиваться. Шум дождя на несколько секунд становится единственным, что тревожит слух: он барабанит по листве, крышам домов, асфальту, футболке и джинсам, которые с каждой каплей все тяжелеют и начинают неприятно липнуть к ногам.

— Ты живой там? — наконец, Алекс садится, попутно глядя на содранные ладони. Боль в тех начинает пульсировать в такт сердцебиению. Ободрался изрядно. Чувствует, что локтям тоже досталось, как и правому колену, пусть обошлось и без драных штанов. — В ногах, что ли, запутался?

Кое-как поднявшись на ноги, попутно подняв и велосипед, Алекс выбивает у него подножку, фиксируя на дороге, и делает то же с велосипедом Вацлава. Окидывает пухлого привычным взглядом старшего брата, как обычно бывает с Коди, когда тот умудрится споткнуться или удариться обо что-нибудь, а затем, фыркая от текущей по лицу воды, тыкает Вацлава пальцем в лоб:

— Придурок, — и переключает внимание на велосипеды. Ободья колес вроде не поплыли, спицы на месте, а вот крылья у обоих явно покривее будут, чем до этого. Ничего, видали и пострашнее. Алекс смотрит на новоиспеченного приятеля, вид у которого совсем жалкий.

— Ладно, двигаем, пока еще и трусы не промокли. Здесь недалеко осталось, — и вдруг указывает пальцем куда-то вниз. — И шнурки завяжи.